Страстная неделя - Страница 61

– Там еще есть кто-то?

– Там всегда кто-то есть.

Я шел к метро и по дороги перехватил свободный кэб.

– Сохо, Театр Королевы.

Когда, преобразившись в налогового инспектора, я вышел к тому же Театру Королевы, было уже десять минут второго. Такси я поймал сразу, но все равно опоздал минут на десять. Осборн курил, присев на крыло серого «ланд-ровера». Водителя не было, теперь страхуется.

Сейчас я мог разглядеть его получше – тогда в машине, в темноте я мало что заметил. Он еще больше, чем на тех фотографиях, стал похож на Муссолини. Круглая компактная голова – брахицефал, по-научному. Такие часто бывают у полководцев и государственных деятелей, от Юлия Цезаря до Горбачева. Квадратный подбородок боевито выпячивается вперед, взгляд прямой, уверенный, без намека на мечтательность или иллюзии. С левой стороны над ухом шишка – не знаю уж, математическая или какая другая.

Мы пожали друг другу руку.

– Оставьте свой мобильный в машине и пройдемся, – предложил я.

– Хорошо.

Осборн открыл дверцу и положил в бардачок два мобильных. Мы не спеша шли по пустынной улице в сторону Бишопс-гейт. Осборн был явно расстроен потерей людей. Их застрелили сквозь окно машины. Соседи слышали только шум отъезжающего автомобиля. То есть кто-то подъехал или подошел совсем тихо, произвел несколько выстрелов из пистолета с глушителем, потом вошел в дом, прострелив замок, и, убедившись, что Тони нет, поспешно убрался из опасного места.

– Кто еще знал, что вы приставили к девушке охрану? – спросил я.

Осборн сжал губы и выпятил вперед подбородок. Не собирается отчитываться передо мной за их сложности и, вероятно, свою ошибку.

– Круг подозреваемых сужается, – коротко ответил он.

Я сочувственно хлопнул его по плечу. В этой работе все бывает.

– Давайте решим, как вывести девушку из игры, – предложил я. – Питер может же выехать прямо сейчас? Ну, через час-полтора?

– Конечно. Вы скажете, куда ему ехать?

– Я подвезу ее в тихое место, скажем, на Ганновер-сквер. Знаете, где это? – Осборн кивнул. – Будьте у банка Барклейс. Там одностороннее движение вокруг площади, мы всех увидим, если что.

– В три? В начале четвертого? – спросил Осборн.

– Где-то так. Вы же будете там сами?

– Разумеется.

– У вас найдется еще время? У меня есть некоторые соображения, как попытаться со всем этим покончить.

– Заманить их в ловушку?

– Да.

Осборн сжал челюсти так, что желваки пропечатались сквозь щеки.

– Я об этом все время думаю.

– Только… Только пока не отправим молодежь, прошу вас, никому никаких звонков. Даже не забирайте свои мобильные из машины. На такси поезжайте к Питеру.

Осборн с досадой покачал головой:

– Я представить себе не мог, что эти мобильные, как чума, как СПИД.

У всех у нас одно и то же сравнение.

– Да. И почему-то до сих пор никто не удосужился изобрести презервативы, – слукавил я.

Двери в «Кенсингтон Гарденс» были открыты, хотя любознательной литовки за стойкой не было – отошла куда-то на минутку. В холле вообще было пусто. Лифт, как показывала красная цифра, был на шестом этаже, и я его ждать не стал. Взлетел к себе на третий через ступеньку по лестнице.

Наша встреча с Тоней – согласитесь, уже в другом качестве, хотя ничего и не было, – произошла так. Спрашивать пароль она не стала. Замялась чуть, когда я постучал – она ведь только придуманный мною псевдоним знает. Но делать нечего, спросила:

– Это ты? – И уже шутливо: – Это ты, Клеопатр?

– Я, я. Открывай.

Дверь приоткрылась чуть-чуть, чтобы в щелку было видно мое лицо. Потом она распахнулась, а в следующий момент я получил такой удар между ног, что в голове у меня сверкнула молния. Это просто такое выражение: «в глазах потемнело от боли». На самом деле это вспышка. Боль была такая, что я повалился на пол и даже выпустил из руки свой драгоценный рюкзачок.

Я недавно мысленно укорял Мохова, что он не научил дочь тому, что знает сам. Я был неправ. Хороший отец рассказал своей принцессе об этой Ахиллесовой пяте, которая превращает самого свирепого насильника в беспомощного младенца.

Я хотел сказать Тоне, что забыл, что я в маске, но тогда мне было недосуг. Скрючившись, я катался по пахнущему моющими средствами ковролину коридора. А агрессорша приняла еще одну наступательную позу, и я простонал уже по-русски:

– Да я это, я. Черт, Тоня!

Голос человека в моем состоянии наверняка неразличим, но родной язык ее отрезвил.

– Я в маске, – выдавил я из себя еще три слова.

Встать я еще не мог, просто отталкивался от пола ногами, помогая Тоне затащить себя в номер.

– Блин, откуда я могла знать? – оправдывалась она. – Очень больно?

Она захлопнула дверь, и я откинулся на нее и попробовал вытянуть ноги. Так лучше, начинало отпускать.

– Это из тех вещей, которых тебе самой не испытать, а объяснить невозможно.

– Как роды? – тут же нашлась Тоня.

Она хотела помочь мне встать, но я остановил ее. Не надо экспериментировать: сейчас полегче, и хорошо.

– Я немного занималась карате, – не без гордости сообщила моя неслучившаяся любовь.

– Ах это было карате!

Я так и оставался сидеть на полу, пока Тоня закидывала в пакет вещи и надевала плащ.

В такси она какое-то время еще помнила, что нанесла мне пусть временное, но увечье. С сочувствием смотрела на меня, смешно, уточкой, вытягивала губы, как провинившийся ребенок. Я положил этому конец, сказав: «В том месте переломов не бывает, успокойся».

Она успокоилась. Сидела, едва касасясь меня плечом. Пару раз поворачивалась ко мне, как будто хотела что-то сказать. Потом – мы уже свернули на Брук-стрит – решилась: